– Но с какой стати Стоуну было так заботиться о том, чтобы вы оказались здесь? Вы уже не в партии. Почему он должен был оказывать вам такую любезность?

– А что тут такого?

– Не задавайте вопросов. Я здесь задаю вопросы.

– Я ответил. «А что тут такого?» – единственный возможный ответ. Никаких проблем. Машину надо было перегнать сюда, а Стоун прекрасно знал, что я не раздолбаю ее и не смотаюсь с ней. Вот и все дела.

Тут вступает шеф охраны:

– Вообще-то, мистер Рейнолдс, ребята все время перегоняют сюда машины со Среднего Запада. Это уменьшает дорожные расходы. А дельцы оттуда с готовностью отдают таким перегонщикам права на машину и немного бабок, чтобы те доставили машину сюда.

У меня чуть челюсть от удивления не отвисла. Я даже почувствовал себя увереннее. Но Рейнолдс явно пропустил это мимо ушей.

– Мистер Болдуин, – говорит он. – Насколько мне известно, у вас там в складском помещении дикая неразбериха. Детали исчезают, на них неправильные сопроводительные документы; недоделанные детали и те, что должны находиться в других цехах, оказываются у вас, отчего вечные задержки и проволочки. Когда все эти беды начались?

– Ну, месяцев шесть-семь назад.

– То есть когда Диллон устроился сюда на работу?.. Минутку.

Дверь приоткрылась, и человек, очень похожий на Рейнолдса, просунул голову.

– Ничего, – проговорил он. – Несколько книг, но все из публичной библиотеки.

– Благодарю, Джек.

Дверь закрылась.

– Насчет вашего вопроса, – говорит Болдуин. – Вы правы, все неприятности действительно начались где-то с приходом Дилли. Но к этому времени мы как раз начали разворачивать производство на полную мощность. Мы получили первые крупные правительственные заказы. До того заказ на дюжину самолетов считался событием. Сущий ад начался шесть-семь месяцев назад. Во всех цехах аврал.

– И сейчас так же?

– Нет, сейчас мы значительно выровнялись, хотя...

– У вас все еще неразбериха на главном складе, не так ли?

– Да, но это нервный центр всего завода. А Дилли... Дилли как раз должен вот-вот все там привести в порядок. Он разработал новую систему учета, которая поможет ликвидировать все прорывы.

– Должен, но еще не привел, так ведь? Пока что говорить о том, что все в порядке, рано?

Болдуин должен был признать, что все так и есть.

– А как насчет этих споров и раздоров между работниками отделения, когда они начались?

– М-м-м...

Болдуин переступил с ноги на ногу и закурил сигарету. Выпустив струю дыма, он нервно загасил сигарету в пепельнице.

– Мистер Рейнолдс, вы выдвигаете очень серьезные обвинения против человека, единственная вина которого – несдержанность и темперамент. Вину за все эти размолвки можно едва ли не полностью приписать другому парню – Гроссу. Он сплетник и провокатор по натуре, к тому же чертовски хитер и умен. Он заварил всю кашу, а Дилли скорее оказался жертвой. Отдел кадров спихнул его нам, не то я бы давно прогнал его.

– Видите ли, я занял место Гросса, – заметил я.

– Да-да, – поддакнул Болдуин, – а до этого Гросс строил козни Муну.

– Он завышается над Мэрфи, потому что тот наполовину мексиканец.

– Этот Мэрфи сущий ребенок. Я видел пару раз, как он дрался.

Рейнолдс взглянул на свои часы, и мне показалось, что он слегка вздохнул.

– Не намного мы продвинулись. Диллон оказался здесь при весьма странных обстоятельствах – и в то же время ничего странного нет. С момента его прихода начались разные неприятности, но они начались бы и так. Они еще не прекратились, но вот-вот прекратятся. В отделе все передрались и переругались, но виной тому Гросс. – Он посмотрел на нас. – Лично я должен признать, что явных доказательств саботажа нет. Саботажник должен продолжать хорошо работать, если хочет, чтоб его ценили как работника. Не может же он устроить одну-две аварии и смотаться. Приходится быть умным. Он вроде бы выполняет одно задание, а на самом деле делает другое.

– Диллон вызывает подозрение, и он же не вызывает подозрений, – подхватывает шеф охраны. – Все зависит от того, как на все это смотреть.

– Вот именно. Я не утверждаю, что он во всем этом замешан, но было бы лучше, если бы он от этого держался подальше.

– Боюсь, – говорит Болдуин, – мне больше добавить нечего.

– А как насчет, как то бишь его, Муна? Заведующего отделом? Он здесь?

– Насколько я помню, вы уже с ним говорили, – напоминает Болдуин.

– Только в общих чертах, когда беседовал с другими. Он здесь?

– Не знаю точно. Уже поздно и...

– Он здесь, – сообщил шеф охраны. – Я решил, что он может вам понадобиться. Он ждет внизу.

– Будьте добры, попросите его зайти.

Начальник охраны вышел. Рейнолдс сел и уставился на меня. Болдуин прикурил новую сигарету от старой.

– Мистер Рейнолдс, – обратился он к агенту ФБР.

– Да.

– Я насчет Муна. Он несколько... э-э-э... ревниво относится к Диллону. А он мстительный. Боюсь, что... – Он замолчал, не закончив.

– Понимаю, – бросил Рейнолдс.

И я понял, что он имел в виду. Ничего такого, что можно было бы пощупать. Подозрение смыкается со своей противоположностью. Доказательство – и никакого доказательства. Но я-то хорошо понимал, что в такие времена никаких доказательств не требуется. За этим кротким голубым взглядом только уверенность. Только обвинение. Осуждение будет автоматическим.

Мун вошел, держа в руке половинку огромного красного яблока. Откусив добрый кусок, он молча сел на стул начальника охраны и оглядел с ног до головы агента ФБР. Тот спокойно встретил его взгляд, столь же твердый, как и у Рейнолдса. Рейнолдс вяло улыбнулся и отвел глаза.

– Вы знаете, по какому поводу мы вас пригласили, мистер Мун?

– Да, – флегматично ответил Мун. Он повернул яблоко и поднес его ко рту.

– У вас были серьезные неурядицы на складе, мистер Мун. Они начались приблизительно тогда, когда пришел Диллон. Так вот...

Мун поднял руку и откашлялся.

– Как раз когда он пришел, я хотел уходить. Так что мне было до фени, что здесь творится. В том числе и до этого бедолаги Гросса. Дилли угораздило вляпаться в самую кучу дерьма.

– Э-э, – промычал Рейнолдс, – может, вы сначала доедите яблоко...

– Оно мне не мешает, – как ни в чем не бывало продолжал Мун. – У нас бы с Дилли все шло как по маслу, не принимай он так все всерьез. Все к нему относились бы лучше. Да только такой уж он уродился, вот и сидит здесь.

– Понимаю, – говорит Рейнолдс. – У вас сейчас возможность рассмотреть Диллона получше. Вы с ним большую часть времени работали на складе, тогда как остальные часто отлучались. Что-нибудь из того, что он делал, вызывало у вас подозрение? Что-нибудь непосредственно связанное с его работой вызывало у вас беспокойство?

Мун внимательно изучал огрызок яблока, затем ловко отправил его в плевательницу, потом столь же внимательно уставился в пол.

– Ну... даже не знаю, как сказать. Не знаю, покажется вам это подозрительным или нет.

Агент ФБР сделал стойку:

– Объясните, пожалуйста, что вы имеете в виду.

– Ну... мне все время казалось, что он собирается все здесь взорвать.

– Взорвать?

– Ага. Сидит себе на этом табурете часами и не ходит в туалет, я все время боялся, что он хочет всем нам такую мину подложить!

Наступила мертвая тишина. Болдуин хлопнул ладонью по столу, поперхнулся сигаретным дымом и зашелся кашлем. Рейнолдс побагровел, но выдавил вымученную улыбку.

– Думаю, что на этом мы закончим, мистер Мун. Спасибо за то, что пришли.

– Да чего там, – говорит Мун и удаляется, а длинные руки вяло болтаются чуть не до угловатых колен.

Болдуин вытер глаза.

– Полагаю, вам будет небезынтересно знать, что Мун от нас уходит. Его призывают обратно в военно-морской флот. Мы могли бы дать ему освобождение, но он хочет служить. Так что мы не можем удерживать его. Мы уже однажды удерживали его, и это ни к чему хорошему не привело.